Марсианские шахматы - Страница 41

– Значит, судебное разбирательство осуществляется в Манаторе тоже на этой арене? – спросила Тара.

– Да, большей частью, – ответила Лан-О.

– Как же тогда при таких обычаях может пленник выиграть свободу? – продолжала задавать вопросы девушка из Гелиума.

– Если человек останется живым после десяти игр, его освобождают, – ответила Лан-О.

– И все принимают участие в играх? – расспрашивала Тара. – А как же женщины?

– Еще ни один чужеземец в Манаторе не выдержал десять игр, – ответила рабыня. – Им предлагают оставаться рабами на всю жизнь, если они предпочитают такую участь играм. Конечно, их в этом случае, как любого воина, могут назначить для игр, но при этом их шансы на выживание увеличиваются, так как при выигрыше их ждет свобода.

– Но женщины, – настаивала Тара, – как они могут заслужить свободу?

Лан-О засмеялась.

– Очень просто, – иронически воскликнула она. – Женщина находит воина, который будет сражаться за нее в десяти играх, и если он останется в живых – она свободна.

– Да, справедливы законы Манатора… – презрительно заметила Тара.

Она услышала шаги, ключ повернулся в замке, и дверь раскрылась. Заглянул воин.

– Был ли здесь двар Э-Мед? – спросил он.

– Да, – ответила Тара, – он был здесь недавно.

Воин быстро оглядел комнату, потом вопросительно посмотрел на Тару, затем на рабыню. На лице у него появилось растерянное выражение. Он почесал затылок.

– Странно, – сказал он. – Два десятка людей видели, как он поднялся в крепость, но, хотя в ней единственный, постоянно охраняемый выход, никто не видел, как он вышел.

Тара из Гелиума прикрыла зевок обратной стороной ладони.

– Принцесса Гелиума голодна, парень, – заявила она. – Скажи своему начальнику, что я хочу есть.

Только через час принесли еду. Человека, доставившего ее, сопровождал офицер и несколько воинов. Офицер внимательно осмотрел комнату, но в ней не было ни малейшего признака происшедших событий. Рана, отправившая Э-Меда к предкам, к счастью для Тары, была бескровной.

– Женщина, – сказал офицер, поворачиваясь к Таре. – Ты последней видела двара Э-Меда. Отвечай мне, и отвечай правдиво. Видела ли ты, как он вышел из комнаты?

– Да, – ответила Тара.

– Куда он пошел?

– Откуда мне знать? Не думаешь ли ты, что я могу видеть через запертую дверь? – В тоне девушки звучала насмешка.

– Мы не знаем… – ответил офицер. – Довольно странные вещи происходят в камере твоего товарища в тюрьме Манатора. Может быть, ты легко проходишь сквозь закрытую дверь и совершаешь еще более невозможные поступки?

О ком ты говоришь? – воскликнула девушка. – О Туране, моем воине? Он жив? Скажи мне, он здесь, в Манаторе? Он не ранен?

– Я говорю о том, который называет себя Чеком, калданом, – ответил офицер.

– Но Туран! Скажи мне, падвар, слышал ли ты что-нибудь о нем? – Голос Тары был настойчив, она вся подалась к офицеру в ожидании ответа.

Офицер не обратил внимания на вопрос Тары. Что для него судьба какого-то раба?

– Люди не исчезают в воздухе, – сказал он, – и если Э-Мед не будет найден, этим делом займется сам О-Тар. Предупреждаю тебя, женщина, если ты принадлежишь к тем ужасным корфалам, которые вызывали духов мертвых гигантов и заставляли выполнять их волю – многие сейчас думают, что Чек из их числа, – лучше верни Э-Меда, и О-Тар будет милостив к тебе.

– Что за глупости! – воскликнула девушка. – Я принцесса Гелиума, как я уже множество раз говорила. Даже если эти сказочные корфалы и существуют – а сейчас уже никто в них не верит, – то предания говорят, что они вселяются только в тела преступников и людей из низших классов. Человек из Манатора, ты глуп, и твой джеддак глуп, и весь твой народ – глупцы!

Девушка презрительно повернулась к нему спиной и принялась смотреть на поле для джэтана, на крыши Манатора и на расстилавшиеся за ними низкие холмы, где была свободна.

– Но если ты так много знаешь о корфалах, – воскликнул он, тогда ты знаешь также, что ни один простой воин не посмеет нанести им вреда! Они могут быть убиты безнаказанно только рукой джеддака.

Девушка ничего не ответила: она поняла, что, несмотря на его угрозы и гнев, никто в Манаторе не причинит ей вреда, за исключением О-Тара, джеддака. Спустя некоторое время падвар вышел, уведя своих воинов. После их ухода Тара долго глядела на Манатор, размышляя, какие еще неожиданности принесет ей судьба. Так стояла она в глубоком раздумье, когда снизу донеслись до нее звуки варварской музыки – глубокий мелодичный звук военной трубы, лязг оружия. Девушка подняла голову и прислушалась. Лан-О, стоявшая у противоположной стороны комнаты у окна, знаком подозвала к себе Тару. Отсюда через крыши были видны Ворота Врагов, через которые в город входили войска.

– Прибыл Великий джед, – сказала Лан-О, – никто другой не осмелился бы под звуки военной музыки войти в Манатор. Это У-Тор, джед Манатоса, второго после Манатора города. Его называют великим вождем повсюду в Манаторе. Народ любит его, а О-Тар ненавидит. Знающие люди говорят, что достаточно малейшего повода, чтобы между этими двумя вспыхнула война. Никто не знает, чем она кончится: хотя люди Манатора преклоняются перед О-Таром, но они любят и У-Тора, хотя он и не джеддак. Верность марсиан своему джеддаку превратилась почти в инстинкт и побеждает в них самосохранение; в этом нет ничего странного, так как их религия обожествляет предков, и каждая семья ведет свое происхождение от древних через бесчисленные века, а джеддак сидит на том самом троне, на котором сидели его прямые предки сотни, а может, и тысячи лет, и правит потомками тех людей, которыми правили его предки. Слабого джеддака джеды смещают с трона, но на его место обычно выбирают члена правящей семьи, хотя законы дают им право выбирать кого-нибудь другого.